Сергей Тарута: Мариуполь мы защитили железными плитами

Народный депутат Сергей Тарута – один из самых загадочных персонажей в политике. Он никогда не был "донецким", называя себя "мариупольским", всегда отказывался идти в политику, предпочитая бизнес, но когда на Донбасс пришла война – без раздумий занял кресло губернатора и спас Мариуполь. Мариуполь ответил взаимностью и отправил Таруту в Верховную Раду.

– Сергей Алексеевич, в одном из своих недавних интервью Вы заявили, что банкрот.

– Мои вопросы меня волнуют меньше, чем вопросы страны. У меня действительно сейчас арестованы все активы – тянется весь этот процесс еще со времен, когда я только стал губернатором Донецкой области. То есть, с 2014 года – именно тогда было решение московского суда об аресте, сейчас мы судимся.

Читайте также: О мире на Донбассе говорить рано

Еще в 2010 году 50 % акций "Индустриального союза Донбасса" получили российские инвесторы, а через год россияне стали кураторами украинских комбинатов. В 2014 по иску российского банка ВТБ на эти активы был наложен арест. Гайдук хотел продать свои активы – он не хотел дальше инвестировать в страну и заявил, что хочет пожить для себя. Тогда же начал шантажировать меня тем, что продаст свою долю в нашем совместном бизнесе Коломойскому или Ахметову. Тогда нам пришлось вести переговоры с теми, кто мог защитить нас от Януковича – так ввели в бизнес россиян.

В свое время моя репутация позволила получить кредиты на Западе, но украинская юрисдикция не является гарантией для западных инвесторов. Еще тогда встал вопрос, что необходима западная юрисдикция. Так что фактически вся юридическая собственность находится в западных странах, но фактически на всю собственность наложен арест. Можно говорить о том, что Россия агрессор, плохая, не нравится, но арест есть арест. Мы уже дошли до Европейского суда, но юридический процесс очень долгий.

– Несколько лет назад IFC жала на реконструкцию Алчевского меткомбината 700 миллионов долларов под 2% годовых, что стало серьезным прецедентом. Что сейчас происходит на комбинате?

– Идет процесс выживания. Я знаю, что комбинат год не работал и уже полгода, как пытается. Алчевский комбинат ведь находится на оккупированной территории, они перерегистрировались, платят налоги в украинский бюджет, военный сбор, хотя все это, конечно, там воспринимается очень агрессивно. Точно знаю, что люди получают зарплаты на карточки, затем едут с оккупированной территории на территорию Украины и снимают деньги уже здесь. Периодически я помогаю им контактировать с украинской стороной, если возникают какие-то вопросы. Потому что я вложил туда 3,5 млрд долларов кредитных средств и свою душу, потому что это один из самых современных заводов в Европе и мне не хочется, чтобы он превратился в груду металлолома.

– Почему боевики не трогают предприятие?

– Большие предприятия опасно трогать – там работает много людей, некоторые из таких предприятий градообразующие. А значит, может быть социальный взрыв. Натолкнуться на волну народных протестов никто не хочет. Плюс можно получить "по шапке" от больших людей из России. Пока они режут и пилят более мелкие предприятия. Некоторые вообще увезли в Россию, как завод "Топаз".

– Почему во времена Януковича не воспользовались тем, что Вы из Донбасса? Могли бы уже быть в большой политике?

– Я мариупольский, а Мариуполь всегда стоял отдельно. Во-первых, это приморский город, а приморские города всегда другие и здорово отличаются от остальных городов области. Во-вторых, это был самый большой город в области. И там всегда была не только большая часть металлургов, но и интеллигенции. Понятно, что там, где интеллигенция – там жизнь совершенно другая. Поэтому Мариуполь и был частью Донецкой области, но в то же время всегда был отдельно. Мариупольцы никогда не говорили, что они донецкие, как в остальных городах. Так что притвориться донецким у меня просто не получилось бы – мне не поверили бы "донецкие" и не простили бы "мариупольские".

В большую политику войти мне предлагал еще Виктор Ющенко. Но я на тот момент занимался бизнесом, сделал за короткий промежуток времени инновационную компанию, начали интегрироваться с западными партнерами. Поэтому я еще тогда сделал ставку не на политику, а на европейскую интеграцию. Хотел показать, что украинский бизнес имеет амбиции и репутацию.

– Как же из бизнесмена Вы стали губернатором?

– Все дело в том, что я у любой власти был в резерве лет эдак 15 – мне предлагали каждый раз, но я отказывался и доказывал, что это не мое. Если бы не война, и в этот раз бы отказался. Но после Крыма все почувствовали реальную угрозу. И встала задача спасать Донбасс и страну.

– Как в условиях войны формировали команду? Одно дело воспитывать эффективных менеджеров, а другое – быстро собрать команду в зоне боевых действий.

– Работая в бизнесе, я встречался со многими людьми, чиновниками. Видел много хороших менеджеров. Некоторых, кого знал по Донецку и Мариуполю, старался просто оставить.

Сегодня об этом очень легко рассуждать, а в 2014 году для каждого руководителя была реальная угроза и ситуация была взрывоопасной. Лично для меня каждый день был вызов – останешься живым или нет, схватят тебя и посадят в подвал, будут пытать или не схватят. Многие не выдерживали психологически, бросали все и уезжали. Поэтому я не хочу сейчас судить какие-то решения власти или меров городов на Донбассе в тот момент. Самое страшное, я сейчас смотрю на тех меров городов, которые сдали свои позиции и сбежали – им хорошо, сейчас ни у кого нет к ним претензий. Зато к тем, кто остался и принимал хоть какие-то решения, сейчас у власти и у общества масса вопросов и претензий. Потому что нужно же кого-то осуждать и наказывать. Принцип справедливости не достаточно работает, получается.

– Но даже в таких условиях Вы провели президентские выборы на Донбассе.

– Это был кошмар. Мне Турчинов и Яценюк говорили: там выборы проводить опасно. Я им отвечал: ну тогда у нас президент будет не легитимным, а россияне будут рассказывать о том, что у нас только часть Украины проголосовала, а Донбасс лишили права голоса. И мы проводили выборы, даже с угрозой для жизни.

А потом упрашивали меров и глав комиссий, чтобы они не убежали. Уйти всегда проще всего. А на их места в города и села придут еще более радикальные молодые люди, агрессивные. И будет еще хуже. Поэтому первой своей задачей я ставил сохранить аппарат, чиновников, меров, пусть даже и упрашивая их остаться на Донбассе.

– Сами не боялись?

– Мы там жили. Вот идешь на работу и не знаешь, будешь ли ты жив к вечеру или нет. Для того, чтобы стать легитимным, Губареву нужно было захватить действующего губернатора. Самое трагичное, когда захватили нашу ОГА в Донецке и ты еще действующий губернатор, но не знаешь, где тебе находиться. Захватили ОГА, мы ушли в офис с командой, захватили наш офис – у нас было 30 секунд, чтобы эвакуироваться, переместились в гостиницу. Начали штурмовать гостиницу, угрожали, что взорвут. Начали проситься на предприятия, директора молча опускают глаза и говорят, что им не нужны проблемы. С одной стороны ты губернатор, а с другой от тебя шарахаются, как от прокаженного. В итоге губернатор с командой разместились в аэропорту. Это был ужас. Когда поняли, что в Донецке не можем находиться, переехали в Мариуполь. Первые полгода война велась очень сумбурно, патриотическая составляющая была доминирующей. Но эффективно воевать может только грамотное сочетание различных войск. Да и война велась не контактная, а в основном с применением систем залпового огня. Все это мы проанализировали уже в Мариуполе.

– Проанализировали и спасли город?

– Было понятно, что на Мариуполь обязательно пойдут, чтобы создать Новороссию. После Мариуполя к Крыму ведь больше ни одного города по прямой нет. Поэтому мы понимали, что наступать будут, что инженерных войск как таковых у нас не было, плюс идет постоянный обстрел из систем массового уничтожения – "Градов" и артиллерии, со стороны России залповый огонь. Нам нужно было сохранить жизни солдат, которые защищали Мариуполь. Я сам металлург. Сначала подумал о том, чтобы от таких обстрелов ставить бетонные заграждения – это ж классика. Но бетон, чтобы набрал прочности, должен стоять 24 дня. У нас такого времени не было. Я собрал мариупольских металлургов и попросил помощи в защите города, а именно дать нашим ребятам на передовую слябы – это такие железные плиты, толщиной 300 мм. Мы брали эти железные плиты и везли на передовую, укрывали ими укрепления наших ребят от систем залпового огня. Металл выдерживал. Так мы фактически металлом защитили Мариуполь. А город был ключевым для проекта "Новороссия", поэтому нужно понимать, что на него все усилия были направлены. Сегодня, благодаря металлическим слябам, Мариуполь может свободно дышать, там работают садики и школы, люди не сидят в подвалах.

– За этот период неужели никто из команды не пострадал?

– Потери были. Я очень дружил с руководителем ГАИ Мариуполя Виктором Саенко, он был одним из тех, кто наводил порядок в Мариуполе. Погиб в мае при штурме горотдела милиции. Естественно, милиционеры-предатели знали, что Виктор является одним из главных участников борьбы с ними. Поэтому был, видимо, заказ на него и когда он при штурме спрыгнул с третьего этажа, его целенаправленно добивали и застрелили. У него осталось трое детей. Это был близкий мне человек… Друг…

Читайте также: Путин пойдет на следующий срок

– Говорят, что Вы до последнего не верили, что Россия нападет на Украину?

– После Крыма, я знал, что они ведут гибридную операцию, но до последнего не верил, что будет объявлена официальная война. Тогда это было в изощренной форме, заходили люди без опознавательных знаков, а не как регулярная армия, потому что заход регулярной армии – это уже официальная война. По людям без опознавательных знаков и их взаимодействию только можно было понять, с кем мы имеем дело. Тактика была выработана после аннексии Крыма, была дальнейшая задача дестабилизировать Украину, и я не сомневался изначально, что сюда будут перебрасывать значительные средства, чтобы мы не могли эту территорию вернуть.