Наташа Влащенко: Почему мы торгуем с Россией и не объявили войну

Телеведущая Наташа Влащенко в эксклюзивном интервью Знай.ua рассказала нам о своих новых проектах, о том, как она пришла к таким масштабным программам, и какие у нее планы на ближайшее будущее.

Когда вы перешли с канала 112 на канал ZIK вас начали титровать не как "Наталья Влащенко", а как "Наташа Влащенко". Что изменилось?

На самом деле ничего не изменилось, я всегда была Наташа. Просто на 112-м канале титровали по-другому. Если вы посмотрите журнал "Публичные люди", то я, как "Наташа Влащенко" существую уже много лет. И ничего страшного здесь нет, мне просто категорически не нравится имя Наталья. Оно лингвистически звучит совершенно по-другому. Всегда была Наташей, остаюсь, и думаю, что буду дальше. У нас ведь существует какое-то странное мнение о том, что это уменьшительная форма. На самом деле нет, это просто имя, и на западе люди с такими именами живут и все нормально.

Вообще нет журналиста, который у меня не спросил "почему Наташа". Знаете, есть города спутники, а есть вопросы спутники.

Вы вообще для меня такой человек, который вдохновляет. Я вас вживую вижу первый раз, но часто наблюдаю за вашими программами. И мне кажется, что вы сломали тот стереотип, что на телевиденье нужно прийти в 20, и потихоньку идти к тому, чтобы вести большие программы. Вы известным журналистом были давно, но вот на телевидение вы пришли уже в зрелом возрасте. У нас возраст прощают в основном только мужчинам. И как вы смогли предложить и продвинуть свою программу, чтобы канал дал ее в эфир?

Если честно, я не думала об этом. У меня вообще есть странное свойство. Я равнодушна к социуму. Не в том смысле, что мне все равно, что думают люди. А в том, что я понимаю, что люди все время что-то обсуждают. Если бы не обсуждали мой возраст, то обсуждали бы длину моего носа, или что-то в этом роде. Поэтому я никогда об этом и не думала.

У меня никогда не было страха того, что мне уже 30-35, что же будет. Я всегда делала то, что мне интересно. Я достаточно нарциссичный человек, я всегда была уверена, что я талантлива. Потом оказалось, что это так. Я знала, кем я буду работать, я знала, что буду делать в жизни, мне всегда интересно было самой с собой. Поэтому, например, когда мне подруги говорили в школе "Знаешь, что о тебе говорили на прошлой перемене?", я всегда отвечала, что мне совершенно неинтересно.

И так до сих пор. Я убеждена, что никаких стереотипов нет. Мой жизненный опыт говорит мне, что опыт и другие опции не играют большой опции. Маленькая программа, большая – это все ерунда. Если вам есть, что сказать, если это по-настоящему и интересно, то вы будете интересны всегда. Если вы видели, как танцует Миша Барышников, вы навсегда снимите для себя вопрос возраста. Он до сих пор прекрасен, сексуален и так далее.

Все остальное это постсоветские истории. Ведь в то время, женщины в 40 лет считались глубокими пенсионерками и должны были уйти нянчить детей. Во всем мире этого никогда не было. Если вы смотрели прекрасный фильм с Катрин Дёнев "За сигаретами", то вот он как раз об этом. Не существует в мире никаких стереотипов, все они у нас в голове. Если они там, вы будете с ними жить, если нет, то не будете с ними жить. Вообще счастье – это жить по своим правилам, а не по правилам, которые тебе навязывают другие люди.

Кстати, например, в США, стереотипы показываются наоборот. Там серьезные программы и даже новости ведут люди, которым уже за 40. Но я хочу спросить о другом, вот вы говорите, что вас не интересует то, что о вас думают в социуме. Это воспитание?

Нет, это личное. Это личные особенности, потому что перед нами всегда стоит выбор, мы живем, как хотим сами, или как хотят другие люди. Мы надеваем то, что нам нравится, или то, что, как говорят, модно, или нет. И так во всем. Мы свою личную жизнь строим, так как принято, или так, как нас это сделает счастливыми. И вы всегда можете выбирать, это дело каждого. Если бы у меня спросили совет, то я бы всегда сказала, что второй вариант, ведь другой жизни у вас не будет.

Недавно, вы в своем ФБ написали такой пост: "У меня спросили, с кем интереснее всего общаться? И я отвечу, что с теми, кто не лжет. Поверьте, это всегда видно. Что может быть прекраснее человека, который согласен быть собой и больше никем?". Вот как часто у вас на интервью бывают настоящие люди?

Вы знаете, процент "настоящести" в мире, он всегда меньше, чем процент "ненастоящести". Образно говоря, как читающих людей всегда меньше, чем не читающих. И у меня всегда спрашивают, как же тогда сохраняется этот баланс в мире, добра и зла, настоящего и нет. Настоящесть, как и талант, она очень крутая, она эпохальная, и она своей подлинностью и глубиной уравновешивает все. Например, один талант будет стоять 20 бездарных и бесталанных людей. И такие люди есть. Они всегда видно, они энергетически видны.

Один из моих любимых примеров это брат Чехова. Михаил был талантливым режиссером, и он сказал, что когда вы разговариваете с человеком, вы даже можете не слушать, что он говорит. Но по его энергетике всегда видно лжет он, или нет. И это правда. Люди, которые думают, что могут скрыть ложь, сильно ошибаются. И ложь никогда не производит большого впечатления.

Ваша программа "Hard Talk" до недавнего времени в Украине такой жанр был не очень популярен. Такие жесткие интервью, где вы задаете неудобные вопросы. Как после первых программ, когда люди поняли, что им придется говорить очень сложно, хотели к вам идти?

С гостями всегда непросто. Часть людей всегда хочет прийти, потому что им есть о чем сказать. Мы часто ищем непростых диалогов, когда что-то из себя представляем. Если мы ничего не представляем из себя, то мы и не ищем непростых диалогов.

Меня часто упрекают в том, что с Васей я была злой, а с Катей, или Колей доброй. На самом деле это заблуждение. Я к каждому своему гостю отношусь с большим вниманием и интересом, просто я всегда заранее продумываю тактику, или стратегию. Моя задача – открыть человека, показать то, чего в нем раньше не видели. Это как с детьми, одного человека нужно прессануть, чтобы он открылся, с другим нужно мягко, с третьим еще как-то, с четвертым только документы на стол и пистолет.

И в зависимости от того, что я знаю о человеке, я всегда пересматриваю ряд видео, я всегда обращаю внимание не только на факты биографии, но и на его психофизику, на то, как он себя ведет, в каких местах он дает слабину, в каких стоит насмерть. И в зависимости от этого я выстраиваю тактику. Визуально может показаться, что с одним я была добра, с другим не очень. Это колоссальное заблуждение. Моя задача – открыть человека, и если я узнала что-то, чего он не говорил раньше, или заставила сказать то, чего он не хотел, значит, я все сделала правильно. Если не добилась этого – интервью не получилось.

Вы брали интервью у многих политиков. Вы их знаете. Верите ли вы сейчас политиками, готовы ли вы идти голосовать за кого-то из них, и знаете ли вы, что кто-то из них приведет страну к процветанию?

Понимаете, вопрос "Доверяю ли я политикам" такой же наивный, как и доверяю ли я врачам, или библиотекарям. В любой профессии есть люди умные, настоящие, с которыми есть о чем говорить. Но вы правы в том, что политика в нашей стране, в нашем контексте, это такая деятельность, куда очень часто идут люди не чтобы заниматься государственной деятельностью. Кто-то хочет прикрыть свой бизнес, кто-то еще что-то хочет. Поэтому естественно, концентрация неискренних, людей не очень умных, талантливых, там чуть повыше, чем в других профессия.

Такое сейчас не только в Украине, а в постсоветских странах. Потому, что при СССР в политике концентрировались не лучшие люди. Но у нас есть политики, которым я доверяю. У нас есть несколько десятков человек, которых я бы оставила на следующий созыв. Потому что они умны, им интересно заниматься государственной деятельностью и потому что они всегда есть на месте.

Кто эти люди?

Фамилии называть не буду, потому что могу кого-то забыть. Я обожаю профессионалов, я люблю людей, которые увлечены тем, что они делают. Почему человек так остро относился к тому, что называлось люстрацией в 14-м году? Это неправильно, фраза "Он работал при Януковиче" – это странно. Мы все работали при Януковиче. Если к человеку есть серьезные вопросы, то назовите по каким вопросам вы будете его люстрировать. Есть же, например люстрация, которая проводилась в восточной Европе, в других странах. Но нельзя этого делать по опции "Они работали при Януковиче".

Суть даже не в этом, а в том, что я говорила, повторяю и буду всегда повторять. В стране должен быть один критерий, по которому людей приглашают в те, или иные места работать. Это профессионализм. Врач должен быть профессионалом, хороший ли он при этом человек, конечно, хотелось бы, чтобы он был хорошим, но это позиция номер два. Журналист должен быть суперпрофессионалом, потому что если честный и бескомпромиссный человек не умет писать и снимать нормально, то и толку от того, что он честный. И так во всем. Поэтому я люблю политиков, которые профессионально работают. Поэтому есть какая-то надежда, что эти люди создадут то, что называется государственной машиной и золотой бюрократией.

У вас две программы: "Hard Talk" и "Перші другі". Какая из них вам ближе по душе?

Ну смотрите, я делаю три программы, и они совершенно разные. "Народ проти" – то масштабное шоу, которое я давно хотела делать и оно сейчас только выкатывается, "Hard Talk" и "Перші другі" – это совершенно разные программы. Я даже захожу в студию в совершенно разном настроении. Вы знаете, в личном человек всегда открывается, особенно если это известный человек. И по манере говорить, по взгляду всегда видно насколько человек искренен, или нет. И для чего мы живем? Чтобы быть счастливыми. И я считаю, что личная жизнь для человека гораздо важнее, чем любая другая.

Какой смысл работать, зарабатывать деньги, если тебя никто не любит? А если тебя любят, то гештальт закрыт, все остальное – это приятный бонус. Поэтому, исходя из этого программа " Перші другі" для меня важна, как и "Хард", просто они по-разному для меня важны. Ну это как зима и лето, что важнее? В каждом есть своя прелесть.

В одном из интервью вы сказали, что журналистика – это командная работа. А вы социопат. И вот сейчас вы начали делать "Народ против". Шоу такого масштаба – это, конечно, командная работа. Как вы справляетесь с работой в команде?

Я работаю с очень интересными людьми, с большими профессионалами. Это команда, которая работала с Савиком Шустером. И если бы вы поставили вопрос по-другому "Как они со мной справляются?", это было бы правильно. Я очень тяжелый человек в работе. У меня бесконечно плохой характер. Даже ваш оператор сказал, что я была чем-то недовольной, и это сразу было заметно. Поэтому, конечно, со мной очень тяжело работать.

Но они меня терпят, и огромное им спасибо. Они все очень профессиональные люди. И у нас уже на шестой программе пики доходили до шести. Это колоссальный рейтинг, и я надеюсь, что он будет еще больше. И мы ставим перед собой вселенские задачи, и я уверена, что с этими людьми мы сможем это сделать.

Почему я всегда говорила, что для меня работа в команде тяжелая? Потому что командная работа – это компромисс. А у меня очень сложно с ними. Но я стараюсь себя воспитывать. Мне кажется, что становлюсь мягче, чем когда-то.

Когда вы представляли, что будете вести программу, и когда первый раз вышли в эфир, насколько эти чувства отличались?

Эти чувства очень сильно отличались, но мы сейчас проходим период пролога. Поэтому я думаю, что не только программа будет другой, но я тоже. Мне нужно еще немного расслабиться. Вы знаете, походка становится красивой, когда вы абсолютно расслаблены. Поэтому, образно говоря, мне нужно еще поработать над походкой.

Я вот знаю, что у вас та же система аудитории, что и была у Савика Шустера. И, по работе с Савиком, я помню, что для него самое важное, это то, чтобы понимали люди о чем говорят, и реакция этой аудитории. И в первую очередь ответственность не перед политиками, а перед людьми. Вот как вы работаете со 100 украинцами?

Со 100 украинцами я не работаю, с ними работает моя команда. Но я хочу сказать, что на этом начинается и заканчивается сходство моей программы с Савика. У нас другой формат, я хотела, чтобы это были дебаты. Я не хочу, чтобы выходил каждый политик, и полчаса делал доклад и радостно уходил. Мне хотелось, чтобы это были дебаты. И мы ведь не вокруг личности это делаем, а вокруг событий, которые происходят.

У нас есть большие проблемы, которые появились в последние годы. Очень много информационных каналов, и раньше депутаты ходили на телевиденье когда их приглашали. А сейчас им централизовано разрешают. У каждой фракции есть спикеры, и некоторые таинственные люди, фамилии которых я не буду называть, спрашивают, можете ли вы пойти на этот канал, а вы не можете. А эти вообще провинились и их нужно наказать. Такого никогда раньше не было. Это особая новая форма цензуры, о которой я когда-то обязательно расскажу и напишу публично.

Поэтому, конечно же, я наблюдаю за этим. Можно ли обойтись без депутатов? Конечно можно. Я хочу приучить зрителей к тому, что будут приходить профессиональные люди, и будут рассказывать о проблемах, которые существуют в нашей стране. Например, в эту пятницу о безопасности. И мы приглашаем всех силовиков, и профессиональными людьми будем дискутировать. Хорошо, что обойдемся без депутатов. "Свято наближається" по имени выборы. Поэтому мне кажется, что люди, которые определяют такую медийную информационную политику, которая находится где-то в таинственных кабинетах, они должны опомниться.

Вы сейчас страдаете от шантажа партий…

Я не страдаю, понимаете, демократическая европейская политика не может развиваться и быть нормальной в каких-то таких иезуитских и азиатских формах. Это они страдают от этого, они становятся неинтересными, предсказуемыми, когда приходят со своими тезисами под мышками. Поэтому, я думаю, что это будет очень скоро видно. Нам то чего страдать, мы профессионалы, мы будем делать качественный продукт, который будет интересен зрителю. И в итоге мы выиграем, а они нет.

В ваших взаимоотношениях с каналом есть какие-то пожелания по поводу гостей, кого приглашать, кого нет?

Нет, смотрите, канал ZIK внутри – это один из самых демократичных каналов. Если честно сказать, за все время пока я работала на телевидении, я никогда не страдала от внутреннего диктата. Говорила уже 100 раз и повторюсь еще, на 112 никогда не было такого, чтобы лично мне говорили какие-то пожелания. Этого зовите, этого нет. Надо озвучить какие-то вопросы. Такого у меня никогда не было. Я всегда достаточно свободно себя чувствовала.

Ни "Зике" тем более. Потому что это молодая, очень демократичная команда. Мы же развиваемся, из львовского канала мы начали становиться общенациональным. Поэтому все нужно решить быстро, с колена, новые форматы вводить и так далее. Есть доверие друг к другу, и я очень надеюсь, что такая атмосфера сохраниться. Но пока, мне кажется, что все очень правильно.

Есть ли политики, которых вы никогда бы не пригласили к себе на программу?

Это очень старая история, которую любят поднимать в сетях. Как в сказке "Сорока-воровка". Мы же когда говорим о телевидении, о журналистике, мы же говорим о ньюсмейкерстве. Мы говорим о событиях, мы говорим о людях, который являются ньюсмейкерами. Мы не приглашаем только очень хороших людей для программы, или на интервью.

Если бы это было так, то, во-первых, у всех разное представление хорошего и плохого. И мне кажется, что медийная необходимость исходит из других вещей. Мы знаем достойные каналы, которые приглашали к себе на интервью Усаму Бен Ладена и он давал интервью. Мы знаем другие истории, когда приглашали очень сомнительных личностей.

Поэтому, я бы исходила из того, что есть ньюсмейкеры, есть люди, которые интересны другим людям. Понятно же, что для одной части Украины – это одни люди, для других – другие. Но при этом нужно всегда помнить, что есть общечеловеческие ценности. Я не буду приглашать к себе человека, которого я считаю преступником, который является террористом. Вот все эти Плотницкие, Захарченко – это люди, которые находятся вне закона.

А Путина вы бы включил, если бы он изъявил желание поговорить с украинским народом через вашу студию?

Я не знаю, как бы он изъявил это желание, но есть люди международного масштаба, интервью с которыми можно делать. Другое дело, какие вопросы задавала бы я Путину. А так, да, почему BBC и CNN берет интервью с Путиным?

Но они не в состоянии войны.

А мы в состоянии войны? Де факто мы, безусловно, в состоянии войны. Почему мы торгуем с Россией и не объявили войну, а интервью мы брать не можем.

Я помню, что когда только готовился захват Крыма, у Савика Шустера включали Аксенова, чтобы узнать, что там происходит, и чтобы узнать их позицию. Я помню, что была очень негативная реакция всех украинских журналистов, по поводу того, что мы его включили.

Аксенов – это отдельная тема. Моя последняя книга именно об этом. Я считаю Аксенова и Константинова изменниками родины, они преступники и их место на нарах. С моей точки зрения, интервью должны брать следователи. Это отдельная история, эти люди предали родину, они спустили украинский флаг.

Я помню, что когда-то Савик Шустер, объясняя, чем он занимается, сказал, что он как маленький Чехов, каждую неделю пишет "Вишневый сад". А какую пьесу пишите вы?

Я сама люблю задавать такие интересные вопросы. Я бы могла сказать что-то интересное, что пишу "Карточный домик", или что-то другое, слава богу, с количеством прочитанных книг нормально все. Но я скажу честно, я каждый раз пишу что-то новое. Невозможно каждый раз писать с Алексеем Гончаренко, или с Олей Фреймут "Вишневый сад".

Самое интересное и самое неинтересное, что есть в мире – это человек. Люди иногда просто потрясают, удивляют, трогают до бесконечности. Люди бывают бесконечно неинтересны. И так все время. И ты как золотоискатель. Ты день моешь это золото, два, три и все плохо, ты думаешь, что ты тут делаешь вообще. И тут раз и получилось в этот раз. Поэтому, конечно, каждый раз я пишу разные истории.

Другое дело, некоторые мои книги расхватывают нарасхват, а другая все еще лежит. И это не всегда совпадает в твоими представлениями о качестве. Иногда ты пригласишь человека и думаешь, что у вас получился фантастический разговор. А в итоге оказывается, что аудитория просто не понимает, о чем вы говорили. Им это не нужно, им нужны другие сапоги носить. Они – это зрители, они хотят то, что им понятно. Они хотят то, что модно, и плевать, что пуговицы были сделаны вручную, и плевать, что фурнитуры такой больше ни у кого нет. Они услышали какие-то знакомые позывные и все, и не нужно. Поэтому здесь всегда между массмаркетом и между твоей индивидуальностью и твоими желаниями.

Я очень желаю вам, чтобы программы, которые вы делали с экспертами, имели рейтинг. Потому что, по моим наблюдениям, программы осмысленные, которые несут ответы, они получают намного меньший рейтинг, чем те, к которым остается много вопросов.

Потому что люди лучше покупают эмоции, чем мысли. И это понятно, потому что мысли – это тяжелее, их нужно осмыслить, для этого нужен опыт. А эмоции – это вещи, которые кушаются очень легко, как мивина. Эмоции – это мивина. Ну и что, что от этого можно умереть.

Когда в программе "Народ против" люди голосуют, вы часто предугадываете, что народ думает именно так?

Конечно, существует же какое-то представление о настроении. Мы живем не в безвоздушном пространстве. Есть социологические опросы. Мы понимаем, какие настроения, когда мы говорим о медицине, о зарплатах, о политике. Поэтому это более-менее понятно. Иногда удивляет, ты думаешь, что 60% скажут "нет", и тут хлоп и 98%. И ты понимаешь, что все очень плохо, просто очень плохо.

Но, с другой стороны, я понимаю, что эти 100 человек это не фокус-группа. Это не точная социология. Хотя это приблизительная тенденция.

Вы сейчас делаете три программы, вы пишите книги, вы остались редактором журнала "Публичные люди".

Вот последнее нет, у журнала "Публичные люди" уже больше года есть свой главный редактор. Более того, это было мое издательство, и оно продано, оно больше не мое. Конечно, я приезжаю к девчонкам, у них есть вопросы, я обещала, что буду очень долго им помогать. Так я и делаю. Ну и журнал, и сайт "Публичные люди" для меня никогда не будет чужим. Все-таки мы были вместе 12 лет.

Но сейчас я решила сосредоточиться на телевидении. Я думаю о новых ИТ-проектах. Потому что я понимаю, что телевидение в том виде, в котором оно сейчас – это еще недолго. Либо мы будем его преобразовывать, или соединять с какими-то интернет платформами, иначе ничего не выйдет.

Ну и, конечно, книги. Вот сейчас я закончила роман. Он уже идет в издательство, и он очень скандальный. Я уже с ужасом сжимаюсь. И момент, когда он выйдет нужно еще пережить, потому что будет очень много вопросов и претензий, но что делать. Это роман о политике и о любви и он сатирический.

Это на основе реальных событий?

Нет, я даже в предисловии пишу, что реальная жизнь – это ролевая модель, но когда ты начинаешь писать, тебя несет в разные стороны. И естественно, что есть какие-то основы. Вот вы очень похожи на Венеру Милосску, вы очень хорошо сложены, красивое лицо, но вы же не Венера Милосская. И так же с книгой. Конечно, есть какие-то события, которые являются отправной точкой, но потом ты начинаешь что-то убирать, что-то додумывать, где-то делать смешнее. И поэтому я бы хотела предостеречь всех, если вы собрались найти там реальные события, и реальных людей, то не делайте этого. Это будет неправильно.

Но вам же не привыкать к бурным реакциям на ваши книги. После "Гарика Корогодского".

Да, это правда. Вы знаете, женщинам вообще сложнее, чем мужчинам. Все, что простят мужчине, никогда не простят женщине. Никогда. И я к этому отношусь с юмором, потому что я понимаю, что люди такие.

Как ваш муж к этому относится?

С улыбкой. Вообще наше любимое занятие – это посмеяться. Я вообще думаю, что потому что нам так было весело и было первым импульсом к тому, что вместе. Я вообще люблю, когда с людьми весело, для меня это очень важный момент.

У вас есть время посмеяться с мужем. При всей вашей загруженности, вы же стали генпродюсером всеукраинского канала "ЗИК". Сколько часов в сутки вы можете посвящать себе, а не работе?

Вообще это непрерывные вещи. Даже когда мы не рядом, каждые 10 минут мы посылаем друг другу какие-то непристойные картинки, мы шутим, мы подкалываем друг друга. Я не помню дня, чтобы мы не переписывались и не перезванивались. Отношения – это же не такое, что мы встретились вечером, а потом разъехались и все. Отношения – это нечто пролонгированное, потому что когда ты заходишь в студию, где-то глубоко в душе у тебя есть чувство, что ты это тоже делаешь для него.

Какие у вас комплексы, есть ли они вообще?

Конечно, миллион. Причем они все плавающие. То есть , вчера его у меня может и не быть, а завтра исчезнуть. Например, я не могу смотреть свои программы. Я заставляю себя это делать, чтобы проанализировать и понять, что плохо. Потому что я себя люто ненавижу на экране. Я себе кажусь некрасивой бессмысленной не очень умной коровой, которой непонятно, чем она вообще занимается.

С книгами немного легче, но когда я перечитываю, я понимаю, что где-то можно было сделать лучше. У меня комплекс, что я очень вспыльчивая, и что я не умею нормально коммуницировать с людьми. Я могу начать орать без повода, мне потом за это жутко стыдно. Правда, хорошо, что я потом могу извиниться. Для меня это не вопрос, я могу сказать, что я была страшно неправа.

Я очень плаксива, я могу разрыдаться из-за любого пустяка.

Вы говорите, что у вас в работе сложный характер. А в семейной жизни вы другая?

Вы знаете, когда началась в моей жизни вторая история, это для меня второй брак. Это очень многое изменило. Для меня открылась истина, которую я всегда говорю своим подругам. Не должна женщина хотеть равенства с мужчиной. Счастье женщины в том, чтобы уметь подчиниться. Не в смысле подчиниться, чтобы с тобой обращались непонятно как. Но если ты хочешь счастья, не начинай войну с мужчиной. Это бессмысленно, ты всегда проиграешь.

Если ты можешь с ним быть, то будь счастливой. Если все настолько плохо, что не можешь, то собирай вещи и уходи. Поэтому, когда я закрываю двери, я никогда не стремлюсь к доминированию. Я думаю, что это была бы огромная ошибка. Даже если бы я могла победить, а я могла бы сделать это легко, но я не была бы счастлива.

В личной жизни победы не нужны. Они убивают в нас то, что делает нас счастливыми. Даже если вы сломаете мужчину, который рядом, а зачем он вам сломанный.

У вас взрослый сын. Вы авторитарная мать?

Нет, никогда не была. Он взрослый, очень умный и талантливый. Я его побаиваюсь, и когда робко говорю "Почему ты без шапки?", он просто отвечает "Мама!". И все, заканчивается диалог. Поэтому нет. Наоборот, мне очень важно его мнение, мы находимся в смежных областях, и я часто обращаюсь к нему за советами. Он знает больше меня, это однозначно.

Он политтехнолог?

Да, все верно.

Ну и традиционный вопрос. Как вы видите свою жизнь через 5 лет?

Человеку для счастья нужно очень мало. Это осознание того, что он живет той жизнью, которой он хотел жить всегда. У меня есть для счастья все: люди, которых я люблю творчество, возможность писать книги. Кто может помешать мне это делать? У меня нет страха, что спустя несколько лет мне кто-то может помешать это делать. И у меня есть помышление, что я скоро займусь тем, о чем сейчас даже не могла бы думать. У меня есть ощущения, что откроются еще какие-то двери. Пока мы живы, ничего не закончено.